1350
2
Вот бывает, что актер равен своей роли. Я и не думала, что Меркурьев не просто равен, а даже больше роли Федора Ивановича Бороздина, хирурга из «Летят журавли», еще больше, чем Бороздин. Он же играет там нравственное мерило, по сути. А он и в жизни — нравственное мерило, выходит.
Столько трагедий, столько человечности, сколько любви…
…Я Василия Меркурьева очень люблю в двух ролях. Очень люблю его Мальволио в «Двенадцатой ночи», во-первых. Потому что бесконечно радуюсь способности фактурного, статусного пожилого актера сыграть смешное, трогательное и нелепое. И очень люблю его роль отца Бориса в «Летят журавли». Все остальное — не очень люблю, «Небесный тихоход», там, «Верных друзей»… Ну и Василий Васильевич мне всегда казался таким благополучным, обласканным и некоторым образом очень харАктерным и характЕрным артистом для своего времени.
Что его жена — дочь Мейерхольда, это я знала. Но никогда как-то не задумывалась о том, что только статус мужа (лауреата трех Сталинских премий) ее уберег от репрессий (да, конечно, это — огромная жуткая лотерея, но в семье Меркурьевых считали так). Почему не задумывалась — не знаю. И о том, как там вообще обстояли дела в лихие годы, тоже не задумывалась. Меркурьев для меня был — как Черкасов, Орлова с Александровым, такой… постамент…
А там, оказывается, вон что. Почитала о его семейной истории, подробностей много, и важных, и значимых, но меня особенно глубоко две линии тронули.
Во-первых, братья. Вся история страны в судьбах. Старший брат Леонид погиб в Первую мировую. Следующий, Александр, умер в блокаду от голода в Ленинграде, где был директором хлебозавода (простая строчка, а в глазах темнеет). Следующий, Евгений, композитор, эмигрировал после революции с дядей-немцем за границу. Петр в 1939-м репрессирован, умер в тюрьме. Был еще Владимир, умер ребенком.
Так вот. Как там было. Меркурьев женился на Ирине Всеволодовне в 1934 году. Теснейше подружился с гениальным тестем. В 1935 году родился первый ребенок, дочь Анна.
В 1939 году арестовали и убили брата Петра, его жена тяжело заболела. Меркурьев взял к себе и усыновил троих племянников — девятилетнего Виталия, трехлетнего Евгения и Наталью (не знаю, сколько ей было). Дальше в том же 1939 году арестовывают и казнят Мейерхольда и убивают Зинаиду Райх. Дальше в 1940-м рождается вторая дочь Екатерина — то есть, когда весь этот кошмар происходил, Ирина Всеволодовна была беременна.
Дальше сразу война. Дальше в 1943-м рождается третий сын, которого назвали Петром, и никак иначе (рождается, причем, в буквальном смысле за кулисами, в театре, в эвакуации под Томском). Итого — уже шестеро, да каких шестеро, в каких обстоятельствах шестеро. А дальше — еще круче. В эвакуации Василий Васильевич и Ирина Всеволодовна берут в семью еще приемных детей (в разных источниках пишут по-разному, не то двоих, не то троих) — эти дети потерялись, отстали от поезда. Привозят их в Ленинград, воспитывают у себя, пока счастливым образом в 1947-м не нашлась их мама (потому что Меркурьев рассказал о детях по радио, и она услышала).
У них вообще все время кто-то жил. Например, Ирина Всеволодовна из эвакуации привезла полностью в Ленинград из Новосибирска коллектив самодеятельного театра, и этот коллектив полностью же поступил в театральный на второй курс. А общежитие еще не открылось, и где студенты жили первое время? У Меркурьевых. Вдобавок к тринадцати членам семьи, родным и приемным (с ними жили также мама Василия Васильевича, между прочим, немка, и еще одна племянница). И зэков, возвращавшихся из сталинских лагерей, у себя селили — на месяцы. И все время каких-то нуждающихся привечали. И еще и кошек и собак брали с улицы. И еще вечно коллеги ночевали, а в гости приходили… просто вообще все, от художников до милиционеров.
И здесь настолько есть еще трогательная деталь! Это сын Меркурьева Петр Васильевич рассказывал. «Первое время мы жили в трехкомнатной квартире — каждая комната где-то по 15 метров. А в соседней квартире, большой — там общая площадь была где-то 80 метров, — жил Александр Александрович Брянцев, основатель ленинградского ТЮЗа. Однажды Брянцев зашел к нам в квартиру, попросил что-то у моей бабушки — лук или что-то в этом роде. Бабушка пригласила его на кухню, и они пошли мимо всех комнат. Брянцев увидел весь наш табор. И, когда бабушка его провожала, он сказал: «Анна Ивановна, скажите Васе: пусть ко мне зайдет, когда вернется из театра». Папа пришел после спектакля, бабушка сказала о просьбе Александра Александровича. Папа сразу пошел к нему, постучал — звонков тогда еще не было.
Брянцев открыл дверь, пригласил его и говорит: «Вася, нам со старухой такая большая квартира ни к чему, а тебе с твоим табором — в самый раз. Давай переезжай. А чтобы ты не передумал наутро, переезжай прямо сейчас». И ночью состоялся переезд!»
И поменялись квартирами. Вы можете себе такое представить?!
Да, а Ирина-то Всеволодовна была же поражена в правах как дочь врага народа. Когда они в Ленинград вернулись, ей везде в работе и отказали. И никуда не брали 12 лет, пока наконец Мейерхольда не реабилитировали. И все это время эту огромную семью содержал один-единственный Василий Васильевич. И там чего только не было — и болезни серьезные, и чудовищно много работы, хлопот и ответственности. И очень большая была любовь, как все говорят, между Василием Васильевичем и Ириной Всеволодовной, очень большая и очень долгая, до самого конца.
Потрясающая была личность Ирина Всеволодовна, очевидно. 44 года прожили. Когда к врачу приходили (они вместе ходили), и тот спрашивал Меркурьева, где, что и как болит, тот, соответственно, спрашивал жену: «Ириша, как у меня болит?» — и та рассказывала. И еще его все вечно о чем-то просили, и он ходил и просил для всех. Один раз достал два вагона семенного гороха для Ленинградской области у министра сельского хозяйства, например.
Вы понимаете? У меня просто слов нет.
Вот бывает, что актер равен своей роли. Я и не думала, что Меркурьев не просто равен, а даже больше роли Федора Ивановича Бороздина, хирурга из «Летят журавли», еще больше, чем Бороздин. Он же играет там нравственное мерило, по сути. А он и в жизни — нравственное мерило, выходит.
